Они могли бы

«- Он у-у-ушёл! Трансгрессировал!

Она рухнула в кресло, сжалась в комок и заплакала. Гарри охватило странное оцепенение. Он наклонился, поднял крестраж и повесил его себе на шею. Стянул с койки Рона одеяла и накрыл ими Гермиону. А потом забрался на свою и, вслушиваясь в стук дождя, уставился в тёмную брезентовую крышу».

«Это всё из-за меня. Я во всём виноват. Не нужно было позволять им идти со мной». Он думал о том, что, наверное, надо было сбежать тогда от них, сбежать из Норы, оставить Гермиону и Рона в безопасности. Уход Рона был, конечно, ударом, но почему-то воспринимался со странным чувством облегчения: больше никто не будет ныть и жаловаться на некомфортные условия и плохую еду. Гарри взглянул на Гермиону – та сидела, поджав ноги, и всхлипывала в кулачок. Тело её сотрясалось, она казалась совсем маленькой и очень хрупкой. От жалости у него перехватило дыхание. Подойдя к креслу, он погладил её по голове.

- Гермиона, не плачь, Рон вернётся.

При этих словах рыдания зазвучали с новой силой. «Зря я это сказал», - подумал Гарри. Не в силах слышать душераздирающие звуки, он хотел выйти из палатки, но вместо этого опустился на колени рядом с креслом и взял холодные ладошки Гермионы в свои руки.

- Ну не плачь, пожалуйста, я с тобой. Мы вместе. Всё будет хорошо.

Она посмотрела заплаканными глазами куда-то сквозь него. Тогда он обхватил её за плечи и прижал к себе. Голова её уткнулась ему в грудь. Так они просидели несколько минут, в течение которых Гарри пытался утешить девушку. Он гладил её по волосам и нашёптывал успокоительные слова. Постепенно рыдания стихли, лишь изредка Гермиона судорожно всхлипывала. Гарри осторожно отодвинулся и заглянул ей в глаза, они снова наполнились слезами.

- Ну-ну, всё хорошо, - сказал он тихо. Вытер её влажные щёки и неожиданно для себя поцеловал прямо в припухшие губы. Поцелуй получился детским, Гермиона вздрогнула и посмотрела на него удивлённо. Гарри смутился, встал с колен и пересел на свою койку.

- Прости, - пробормотал он едва слышно, лёг и укрылся с головой. Позже услышал, как Гермиона встала с кресла, умылась и легла спать.

На следующий день они не разговаривали. Когда все вещи были уложены, и ждать возвращения Рона не было смысла, они взялись за руки, чтобы переместиться в другое место. Гермиона повернулась к Гарри, посмотрела на него очень серьёзно и, встав на носки, поцеловала в щёку. Гарри хотел что-то сказать, но в следующие несколько секунд они перешли барьер трансгрессии и оказались в другом месте.


Когда было решено сделать вылазку в Годрикову впадину, Гарри испытал такой душевный подъем, что готов был схватить Гермиону на руки и закружить, как ребёнка. По поводу того, что, наконец-то, появился какой-никакой план, была почата бутылка сухого вина, которую Гарри умыкнул с полки супермаркета. Гермиона укоризненно посмотрела на него, когда услышала признание в краже, но выпить согласилась. Обсуждая будущие действия, они засиделись допоздна. Вдруг Гарри понял, что говорит в пустоту – Гермиона уснула. Он позвал её, но девушка лишь съёжилась в кресле. Тогда он осторожно взял её на руки и перенёс на кровать. Укрыл одеялами. Постоял немного рядом, потом присел на край койки, наклонился и слегка коснулся губами её нежного виска. Потом щеки. Когда Гарри поцеловал мочку уха, Гермиона сонно прошептала: «Отстань, Глотик» и натянула одеяло на голову.

Воодушевлённый предстоящим приключением, Гарри долго не мог уснуть. Он лежал на своей кровати и думал о том, что, когда всё кончится, они с Джинни обязательно поедут в путешествие. Она снова будет смотреть на него с обожанием, а он опять будет ощущать её теплоту, купаться в её лучах... Гермиона. К ней он испытывал временами нечто вроде благоговения, особенно, когда она удивляла его своими знаниями и рассудочностью. Несмотря на то, что она, бывало, покрикивала на них с Роном, её всегда хотелось защитить. Однако в последнее время наряду с этими, привычными чувствами, прибавилось что-то новое. Гарри, почему-то всё чаще хотелось прикоснуться к Гермионе, ощутить запах её кожи, вкус губ…Он приподнялся и тревожно посмотрел туда, где спала девушка, как будто опасаясь, что его мысли разбудят её. «Нет, нельзя думать об этом, идёт война».


Визит в Годрикову впадину не дал желаемых результатов. Гарри был в отчаянии: нападение Нагайны, новые и неприятные сведения о Дамблдоре, уход Рона и, наконец, сломанная волшебная палочка. Надежды рушились одна за другой. Он постоянно вспоминал своё видение – последние минуты жизни родителей. Всё это было невыносимо.

Когда они переместились в Королевский лес Дин, Гарри, благодаря заботам Гермионы, почувствовал себя лучше. Глядя, как она хлопочет, он испытывал огромную благодарность и …стыд, потому что никак не мог унять те новые, волнующие желания, всякий раз предательски возникающие, когда она случайно прикасалась к нему.

В один из вечеров Гарри, замёрзнув, дежуря у палатки, решил взять ещё один свитер, чтобы хоть чуть-чуть согреться. На входе он столкнулся с Гермионой.

- Ты почему не спишь?

- Решила вынести тебе плед.

- Спасибо.

- Гарри…

Она прижалась к нему и застыла. Он постоял немного в нерешительности, потом взял плед из её рук и накрыл ей плечи.

- Гермиона. Иди спать. Ты устала.

- …Хорошо.

Наклонив голову, она медленно повернулась. И тут Гарри схватил её за плечи и развернул к себе. Потом обнял и решительно поцеловал в губы. Она пыталась слабо сопротивляться, но он властно пресёк все попытки. «Забыть, забыть обо всём. К чёрту Волдеморта, к чёрту Дамблдора, Рона. Нет никого на свете. Только она». Вдруг Гарри почувствовал, что Гермиона отвечает ему: её губы приоткрылись, а по телу как будто пробежала дрожь. Тёплая волна накрыла Гарри, он подхватил девушку на руки и понёс в палатку. Опустив драгоценную ношу на кровать, он поцеловал прохладные щёки, шею и снова губы, но теперь от прежней грубой решительности не осталось и следа, поцелуи были лёгкими, как прикосновения крыльев бабочки. Едва справившись с многочисленными свитерами и шалями, в которые была закутана Гермиона, он принялся исследовать её тело. Несмело дотронулся до груди, живота, погладил изгиб бёдер. Судорожно расстегнув молнию, снял с неё джинсы и трусики, лёг рядом, она обняла его за шею и сладко поцеловала. Тогда он с быстротой молнии расстался со своей одеждой и лёг на неё. Гермиона тихо ахнула и раздвинула ноги. Он вошёл в неё мягко и сильно, она выдохнула стон.… С каждым его толчком уходила боль, неуверенность, уныние. «Я люблю её. Я за неё порву любого». Их дыхание становилось всё тяжелее. Она целовала его шею и впивалась ногтями в спину. Потом она вскрикнула и выгнулась дугой. Гарри почувствовал, как будто его ритмично высасывают, и тут же излился внутри неё теплом. В голове что-то взорвалось, мир вокруг раскрасился разноцветными искрами, а потом… возникло ощущение невесомости, в которой они парили вдвоём. «Наверное, я умер». И полная умиротворённость…

Они проснулись примерно через час оттого, что страшно замёрзли. Гермиона порывалась встать, чтобы разогреть чай, но он её не пустил.

- Не уходи. Ты моя.

- Гарри, я…

Слова утонули в поцелуе. Он накрыл её и себя одеялами, и они лежали так, крепко обнявшись. А потом опять занялись любовью. Ощущения стали другими, теперь Гарри двигался медленно, растягивая удовольствие от вхождения в её мягкую, влажную плоть… Раз за разом… Гермиона, закрыв глаза, шептала: «О, Господи», на глазах у неё выступали слёзы, он слизывал солёную жидкость, касался губами её век, лба, щёк, страстным поцелуем накрывал горячий рот. Она гладила его по спине и отвечала всем телом на его ритмичные движения. «Ещё… ещё, да, дорогой, я люблю тебя!.. Господи, как хорошо!». Он глубоко входил в неё и на мгновенье останавливался, а она стонала от этой сладостной муки и крепче прижималась к его бёдрам. Потом он стал двигаться быстрее и быстрее. Когда Гарри приблизился к кульминации, она ощутила, как взбугрились на его руках мышцы, а тело стало упругим. Он протяжно застонал и придавил её всей своей тяжестью. Гермиона почувствовала, как внутри неё он стал больше и горячей, и сразу внизу живота у неё всё начало пульсировать, жаркая волна достигла позвоночника и ухнула опять в недра. Гарри почудилось, как будто внутри неё жадный рот высасывает из него соки, он вскрикнул от острого наслаждения и упал в изнеможении. Она обхватила его руками и ногами и, продолжая пульсировать, поцеловала в губы, провела языком по зубам, пробралась внутрь и в такт своим внутренним ощущениям стала лизать нёбо и язык. Его плоть тут же откликнулась на столь изощрённую ласку, и Гермиона испытала новую волну оргазма.

Ночью Гарри встал: необходимо было продолжить дежурство, накрыл спящую Гермиону всеми одеялами, осторожно поцеловал её в кончик носа, оделся и вышел из палатки. Тьма была холодной, сверкающей и равнодушной. Он сидел и думал о том, что всё так кардинально изменилось в его жизни и … усложнилось. «Гермиона теперь моя девушка, а как же Рон? А Джинни? – спрашивал он, и тут же отвечал себе мысленно: Рон ушёл, Джинни далеко, быть может, мы никогда не увидимся. Пусть всё идёт, как идёт», - решил он и почувствовал некоторое облегчение.

Утром, когда Гарри, измождённый бессонной ночью, прилёг отдохнуть, Гермиона вела себя необычно тихо. Пару раз он слышал, как она всхлипывает. «Что-то случилось» - подумал он, вскочил с кровати и подошёл. Она стояла к нему спиной и пыталась задавить рыдания.

- Что с тобой?

- Гарри.… Всё изменилось, правда? – она повернулась и подняла на него мокрые глаза.

В ответ он сказал какую-то глупость, мол, всё будет хорошо, и по выражению её лица понял, что она ждала других слов. «Силы небесные, как всё сложно!» Он обнял её и прижал к себе. «Я люблю тебя. Скажи ей это, скажи!».

- Не бойся, я с тобой, - он поцеловал её в голову и погладил по волосам. Они постояли так, вдруг заверещал закипевший чайник, и Гермиона, высвободившись из объятий, пошла разливать чай. После завтрака каждый занялся своим делом: Гермиона в который раз перечитывала «Сказки», а Гарри рассматривал карту Мародёров. В голове у него роились мысли, несколько раз он пытался заговорить, но заготовленные слова быстро путались и превращались в бессмыслицу. В напряжённом молчании прошёл час. Наконец, Гарри решился:

- Гермиона. Я должен тебе сказать…

- Не надо, Гарри, я всё понимаю. Это была минутная слабость, она свойственна всем мужчинам.

- Нет, совсем нет!

- Гарри! Давай больше не будем говорить о том, что произошло. Я не хочу.

Она встала и решительно вышла из палатки. «Она не права, чудовищно не права! Я люблю её. Она любит меня. Наверное. Мы будем вместе.… Будем?» Гарри почувствовал острую неуверенность. Сознание как будто раздвоилось – один внутренний голос нашёптывал ему, что в его поступке не было ничего предосудительного; второй – что не всё так просто, что есть Джинни, Рон, миссис Уизли. Что он им скажет? Как посмотрит в глаза любимой девушки? Другу? Где-то в глубине шевельнулась мысль, что Гермиона сама была не прочь… Гарри тут же возненавидел себя. «Я в ответе за всё. Потому что я.…Потому что я не должен был поддаваться порывам! Неужели Гермиона права? И всё произошедшее – результат его слабости. А она отдалась ему – из жалости?» Он так привык казнить себя за неосторожные поступки, что заглушил в себе мысль, что поведение Гермионы не было похоже на жалость. «Не жалость, а скорее …страсть? Нет, нельзя искать оправдание, это нечестно». Знакомое чувство вины опустилось ему на плечи. С ним было привычнее и как-то…комфортнее. Легче, чем впускать в себя любовь, так нежданно возникшую на его пути.


А вечером Гарри увидел Серебряную лань. А потом меч. А потом – Рона.

«- Она мне как сестра. Я люблю её как сестру, и она, я думаю, так же ко мне относится. И всегда так было. Я думал, ты знаешь»….

Он должен был так сказать. Радость от возвращения друга задавила все другие чувства. Гарри вспомнил, как фантом крестража в виде него и Гермионы издевался над Роном. Он ничего не расскажет ему о событиях прошлой ночи. Ни за что. Никогда. Рон рядом, больше ничего не нужно. Снова можно вести себя по-мальчишески и … разделить груз ответственности.

Гермиона набросилась на Рона, как фурия. Казалось, что с каждым ударом она наказывает его не только за то, что он бросил их, но и за ту нечаянную страсть, вспыхнувшую между ней и Гарри. В её присутствии Гарри чувствовал себя ещё более виноватым, глядя, как она игнорирует Рона. Зато вдвоём с другом ему было легко и спокойно.

Всё изменилось после посещения Лавгудов. Однажды утром, войдя в палатку после ночного дежурства, Гарри почувствовал другую атмосферу: Гермиона разливала чай, а Рон с выражением усталого блаженства на лице сидел на кровати, развалясь. Девушка посмотрела на вошедшего тревожно и настороженно, в руке у её оказалась палочка. И этот запах! «Потрахались», - понял Гарри. Грубое слово резануло сердце, и где-то внутри зашевелился демон ревности. Первым порывом было подойти и вмазать Рону по счастливой физиономии. Гермиона слегка подалась вперёд. «Как тигрица перед прыжком». Он понял, что та будет защищать своего любовника так же рьяно, как когда-то награждала тумаками. Резко развернувшись, он зашагал прочь. Остановился на полянке, где росли две старые осины. Злость на Гермиону сжигала внутренности. Вспомнилось, что она была не девственной. «Интересно, кто был её первым? Рон? А может, Крам?». Представив её и с одним, и со вторым, Гарри зарычал. Удивительно, но до сегодняшнего дня он не думал, что девушка может заниматься любовью с кем-то другим. Он вообще старался не думать на эту тему, забыть ту самую ночь, когда он… поддался порывам. Потому что воспоминания о ней могли всё разрушить. Их дружбу. «Почему я так её ревную и ненавижу?» Он опять представил их двоих, Рона и Гермиону, голых, объятых страстью. Представил, как тот мнёт её грудь, входит в неё своим… «Господи, как больно!» Гарри изо всех сил ударил по стволу кулаком, потом ещё и ещё. Потекла кровь. Гарри продолжал избивать дерево, оставляя на стволе тёмно-красные следы.

- Гарри!

Он обернулся и увидел её.

- Ах! Ужас! Сейчас я тебе помогу.

Пока она нашёптывала заклинания и водила палочкой над пораненными руками, он рассматривал её с высоты своего роста. «Что я делаю? Это же Гермиона – самый лучший, самый преданный человечек на свете. И она – девушка Рона. Смирись с этим». «Но она была твоей. Могла бы ей остаться», - вторил демон внутри. «Она – девушка Рона. Всё».

- Гарри, ты ведь знаешь, Рон любит меня, а я…его.

- Конечно. Я понял. Прости, я должен был справиться со своим персональным монстром.

Она очистила заклинаниями его одежду. Раны на руках полностью зажили.

- Ну вот, теперь всё как было.

- Гермиона. Скажи мне, тогда… в ту ночь… когда мы…когда я…ты со мной…из жалости?

Она посмотрела на него – в её глазах была боль. «Ты дурак, Гарри Поттер».

- Я не знаю, Гарри. Пойдём, Рон может увидеть.

Они пошли. Порыв ветра зашевелил ветви осины, на стволе которой темнели багровые пятна.



Прошло десять лет. В погожий майский день Гарри с Джеймсом и Альбусом и Гермиона с Рози прогуливались по лондонскому парку. Рон задерживался в министерстве. Джинни была в Мунго – со дня на день должна была родиться Лили. Через пару месяцев и Гермионе предстояло снова стать мамой.

- Какие красивые малыши! – старушка-магл умилённо сложила сухонькие ладошки.

- Папа подалил мне пистолет! – похвастался Джеймс.

- Да, а ты умеешь стрелять?

- Ага, смотлите!

- О! Да ты настоящий солдат! И кем ты будешь, когда вырастешь?

- Я буду ловцом снися!

- Кем?

- Ловцом снися!

Старушка непонимающе посмотрела на Гарри. Он изобразил улыбку: «Что, мол, поделаешь, дети иногда говорят такое, что не всякий поймёт».

- Знаете, вы такая красивая пара! Я давно за вами наблюдаю. И такие замечательные малыши, похожи на моих внуков. Их у меня двое. К сожалению, мы редко видимся и …

Старушка ещё долго болтала, показывала фотографии розовощёких мальчиков. Гарри с Гермионой вежливо улыбались, кивали и восхищались здоровым видом малышей.

Наконец, старая леди опомнилась, извинилась, что «совсем заговорила молодых людей, но что поделаешь, старики так болтливы», а на прощание одарила их восхищённым взглядом и сказала, что никогда не видела столь идеальной семьи.

Потом они шли в смущённом молчании. Гермиона предложила посидеть в уличном кафе. Заказали себе содовую, детям – десерты. Гарри сидел задумчиво и, как будто решившись на что-то, сказал:

- Гермиона.

- Да? – она улыбнулась ему безмятежно и мягко.

- Как ты думаешь, у нас с тобой… могло бы что-нибудь получиться? – он покраснел.

- Например? – она его, конечно, поняла, но решила помучить.

- Ну… Ты знаешь о чём я.

- Не имею понятия.

- Не притворяйся, - в его глазах отразилась мука.

Гермиона вздохнула.

- Ты знаешь, Гарри… Рон так любит меня и малышку.

- А ты его?

Гермиона наклонилась к нему через стол, насколько это было возможно для слегка погрузневшей фигуры, Гарри пригнулся ей навстречу.

- Я всегда любила только тебя, Гарри Поттер, - прошептала она

Он опешил.

- Но почему же тогда?..

- Ты всегда был занят. Борьбой с Волдемортом. Увлёкся Чжоу, потом – Джинни. Она тебя очень любит, я знаю. Я не могла встать между вами. А Рон, - у неё перехватило дыхание, а глаза стали влажными – Рон всегда меня любил и будет любить. Как никто.

- Гермиона, я…

- Уже поздно. Нам пора. Рози, милая, ты вся перепачкалась!

Гермиона вытерла дочке лицо и руки, расцеловала пухлые щёчки. Попрощалась с мальчиками, кивнула Гарри.

Глядя, как она уходит вместе с девочкой, он подумал, что бы было, если бы в ту незабываемую ночь он признался, что любит её и никому не отдаст. Не отдаст Рону.… Быть может, Рози была бы его дочкой, и они шли бы сейчас вместе, держа её за руки, а она бы весело подпрыгивала и хохотала. Их дочка. Они могли бы вместе встречать Рождество и новый год. Путешествовать, наверняка у них были бы свои любимые места, куда приятно возвращаться год за годом, любимые песни, любимые запахи. Запах Гермионы. Самое острое, самое нежное ощущение юности. «Я всегда любил тебя, Гермиона Грейнджер».